25 октября 1920 в маленькой южнобережной деревушке Алупка, которая по ещё дореволюционному административно-территориальному устройству входила в Дерикойскую волость Ялтинского уезда, в семье местных жителей Султана Аметхана и Насибе Садла родился мальчик.
Как это не покажется странным, но его имя до сих пор вопрос бесконечных споров. В традиционную путаницу, как в русскоязычной традиции записать крымскотатарское имя, добавился совершенно неожиданный элемент. Дело в том, что отец мальчика, представитель такой редкой народности как лак. Лакцы (гъази-гъумучи) — один из коренных народов Северного Кавказа, исторически проживают в центральной части Нагорного Дагестана. Поскольку они исповедуют ислам суннитского толка, то по религии чрезвычайно близки к крымским татарам. Так получилось, что Султан сын Аметхана в детстве оказался в Крыму, в Алупке. Здесь со временем встретил свою любовь, создал семью. Как известно, в мусульманском мире свои принципы имятворчества. Вспомните знакомого нам с детства «Гасана Абдурахмана ибн Хоттаба» или же — «Остапа Сулеймана Берта Марию Бендера бея».
В русскоязычной среде, да ещё в условиях советского новояза всё перепуталось настолько, что до сих пор абсолютное большинство не только простых людей, но и пишущих о прославленном лётчике не могут понять, что является фамилией, что именем, что отчеством?
Давайте попробуем разобраться вместе.
Отец героя носил имя Султан, отчество Аметханович, фамилию Аметхан.
Два сына героя — Станислав Султанович Амет-Хан и Арслан Султанович Амет-Хан.
Получается, что его личное имя — Султан, отчество — Аметханович, фамилия — Амет-Хан, которая и передана его сыновьям.
В мусульманской традиции начала ХХ века фамилия новорождённого, как правило, соответствовала имени его отца, то есть отвечала на вопрос, чей сын. Уже в начале ХХ века во многих крымскотатарских семьях фамилия отца стала передаваться и сыну. Поэтому правильно было бы фамилией героя считать Амет-Хан.
На основании вышеизложенного, а также исходя из того, что де-факто словосочетание Амет-Хан Султан, вне всяких правил ономастики и юриспруденции стало брендом, гордостью Крыма. В этой книге мы будем пользоваться именно словосочетанием Амет-Хан Султан или укороченным его вариантом — Амет-Хан.
Его детство, отрочество не отличалась от жизни таких же, как он, мальчишек и девчонок. Там же в Алупке он заканчивает школу Первой ступени. Весьма характерно для того времени, что все предметы изучались на его родном, крымскотатарском языке. Начальная школа — это было всё, что тогда могла предложить Алупка и подросший Амет-Хан уезжает в Симферополь, где поступает в школу фабрично-заводского ученичества. В те годы аббревиатура ФЗУ была чрезвычайно популярна, особенно для сельской молодёжи. Во-первых, они имели официальный повод вырваться из колхозного рабства и получить паспорт, которого были лишены колхозники. Во-вторых, они могли получить не просто рабочую специальность, а стать высоко квалифицированными рабочими. Амет-Хан по окончанию учёбы должен был получить весьма престижную в те годы профессию машиниста паровоза. Водить бы Амет-Хану по стране поезда, если бы в Симферополе не было аэроклуба, который манил к себе с такой силой, что для наиболее бедовых и, как бы сейчас сказали, креативных ребят и выбора не было. Вот и стал Амет-Хан рано утром бегать в аэроклуб, а уже оттуда на занятия в ФЗУ.
Надо сказать, что он не был исключением. Сотни крымских мальчишек вне зависимости от своей национальной принадлежности не только мечтали тогда стать авиаторами, но и делали всё, чтобы их мечта стала реальностью. Впрочем, в этом им очень помогало государство, так как аэроклубы, подобные Симферопольскому, были в Керчи, Ялте, Севастополе, а в Судакском районе возле деревушки Коктебель на горе Узун-Сырт ежегодно со всего Советского Союза собирались планеристы. Самым серьёзным образом пропагандой авиации занимались комсомол, ОСОВИАХИМ.
Амет-Хан даже не был первым. На весь Крым уже гремело имя уроженца деревушки Чокурча, сейчас это микрорайон Луговое в Симферополе, Маслядина Ваапова, выпускника моего родного автодорожного техникума в Симферополе. Он первым в Крыму освоил парашютные прыжки, а затем стал инструктором, и уже сам руководил прыжками своих учеников.
Первым крымским татарином, ставшим лётчиком, а уже затем и инструктором был Мазинов Мансур Мустафаевич (1906–1983). Во многом их судьбы схожи. Родился он также на южнобережье, в Гурзуфе. В годы войны он совершит порядка 600 боевых вылетов.
После завершения учёбы в аэроклубе Амет-Хан, как и все остальные «учлёты», был тогда такой термин, получили приказ следовать в Севастополь, где им предстояло пройти медицинскую, а затем ещё более строгую мандатную комиссии. Мой отец Евгений Поляков, который прошёл этот же путь пятью годами раньше, рассказывал, что из трёхсот прибывших с ним его ровесников, осталось несколько человек.
Существует заблуждение, что всех крымчан направляли только в Качу. Лётная школа в Каче готовила лётчиков-истребителей, но были нужны лётчики и на бомбардировщики, и для морской авиации. В стране было открыто более десятка лётных училищ, но надо признать, что Качинское было из них самым старым, так как существовало ещё до революции.
До сих пор ведутся споры о том, какое училище круче: Оренбургское или Качинское. В ход идут громкие имена выпускников, количество полученных геройских звёзд, генеральских и маршальских погон. Не буду вступать в этот спор, так как не объективен я в этом вопросе: отец заканчивал Оренбургское, а как крымчанин, я не могу не признать, что по погодным условиям, по числу солнечных дней в году Качинское не знало себе равных.
В 1939 году в него поступает Амет-Хан. Увы, мы пока не располагаем полным перечнем выпускников Качинского училища из числа крымских татар.
Точно знаем, что вместе с ним оказался и уроженец деревни Шума, сейчас это Верхняя Кутузовка Симферопольского района, Эмир-Усеин Чалбаш, который в своих воспоминаниях указывает, что в тот период из крымских татар их было только двое.
Впоследствии мне довелось читать мемуары одного качинца той поры. Он вспоминал, что когда курсанты заходили в лётную столовую, то нарочно радостно говорили: «О! Свинина!» И тут же поглядывали на расстроенные лица своих товарищей — крымских татар, которые к ней не прикасались.
Этот пример примечателен тем, что в тот период, в самом начале своей воинской службы, эти ребята были плоть от плоти своего народа. Не проявляя внешне своей религиозности, тем не менее, они соблюдали традиции своего народа.
Мне вспомнился рассказ отца о том, что у них в авиаполку, дело было перед войной в Белорусском военном округе, возник серьёзный скандал после того, как кто-то доложил начальству о том, что отдельные лётчики и штурманы часть своего питания тайно относят домой: жёнам, детям. Последовали взыскания, был налажен строгий контроль за приёмом пищи. В сущности, это было правильно, так как лётная работа требовала высочайших физических нагрузок, и потому усиленное питанию лётного состава было крайне необходимо, так как ослабленный недоеданием организм мог способствовать авиационной катастрофе. Вот почему все авиаторы — крымские татары, азербайджанцы, казахи… кто раньше, кто позже были вынуждены подчиниться жизненным реалиям.
Выпуск Амет-Хана стал последним в СССР, которому были присвоены командирские звания, первые в иерархии тех лет — младший лейтенант, о чём свидетельствовал командирский кубик на голубой петлице. Дело в том, что лётчики следующих выпусков всех училищ СССР, в соответствии с приказом нового наркома РККА маршала Тимошенко, получали звания сержантов или старшин и считались военнослужащими срочной службы с обязательным проживанием в казарме.
Амет-Хана направляют в Белорусский военный округ во вновь сформированный 122 истребительный авиаполк 42 авиационной бригады. Полк базируется в городе Бобруйске. Укомплектован самолётами И-16, на которых в Каче Амет-Хан и проходил лётную подготовку.
Затем Амет-Хана переводят в 4 иап, который в составе 20 смешанной авиадивизии дислоцировался в Молдавии.
На тот момент полк имел на вооружении самолеты И-153, И-16 и, считавшиеся новыми, МиГ-3. Эскадрильи на устаревших моделях базировались на аэродроме близ городка Григориополь, на Миг-3 — в Кишиневе.
Владимир Поляков,
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник НИИ
крымскотатарской филологии, истории и культуры этносов Крыма.