Есть понятие священности

Беседой с президентом Крымского государственного инженерно-педагогического университета профессором Февзи Якубовичем Якубовым мы начинаем рубрику «Их знают все…», в которой расскажем об известных в Крыму выдающихся личностях разных национальностей. Это будут интервью с нашими современниками и рассказы о наследии ушедших.

Ваган Вермишян: – Февзи Якубович, Вы один из знаме­нитых людей Крыма. Не побо­юсь этого слова, потому что Вы столько лет уже труди­тесь здесь, в Крыму, сделали очень многое для крымчан и для своего народа в частно­сти. У Вас были успехи и во времена Советского Союза, когда Вы ещё жили в Узбеки­стане, во времена Украины и ныне, когда мы вошли в со­став России. И везде Вы полу­чали награды, самые высокие награды. В чём секрет вашего успеха?

Февзи Якубов: – Я из такого рода, который представляет собой симбиоз. Мой дед по материнской линии ещё до революции был, по тем временам, достаточно успешным земледельцем. У него было мощное хозяйство. Потом его сыновья – мои дяди рассказывали: «Нас было се­меро братьев, и мы вместе собирали столько пшеницы, что когда созда­вались колхозы, а в колхозе было сто сорок человек, они не могли за­полнить наш амбар. Он был пере­полнен, а пшеница – вещь святая, её топтать нельзя. И мы стояли на дороге и просили, чтобы забрали бесплатно, нельзя, чтобы она гни­ла».

Дед мой со своими сыновьями был раскулачен.

Я всё это говорю, чтобы не уда­риться в историю или политику, я не люблю политику, а чтобы пока­зать, что я по материнской линии – из рода трудяг, и главным критери­ем представителя нашего рода был труд. Ты должен был работать, это было их кредо.

По отцовской линии я из рода духовенства. Мой дедушка был одним из ведущих духовных лиц Крыма. Он входил в состав Евпа­торийского духовного управления – муфтията. В те годы – 37-ые, когда я родился, он дал расписку органам госбезопасности, что не будет зани­маться распространением, пропаган­дой религии, и уехал к себе домой в богом забытое село в Черноморском районе.

Моя мама – невестка его, расска­зывала несколько историй о моём деде.

Он был очень уважаемым че­ловеком. В этом селе, естественно, продолжал молиться, и вот когда его приглашали в соседние сёла, всё на­селение принимало омовение и жда­ло, когда он придёт, чтобы вместе с ним помолиться. Вот такой он имел авторитет.

Мама моя рассказывала о том, как в 37-ом году забрали дедушку и что предшествовало его аресту. Кстати, папа мой в это время слу­жил в армии.

Мама говорила, что дед предчув­ствовал, что его заберут. Ещё до аре­ста он однажды подошёл к моей маме и сказал: «Дочка, пойдём во двор, я тебе хочу кое-что сказать». Во дворе он вырыл небольшую яму, положил в эту яму немного золотишка, засыпал землёй и сказал: «Наверняка, скоро меня заберут, после чего очень долго будут мучить тебя, чтобы ты сказа­ла, где моё золото. Ты сразу не по­казывай, сразу не сдавайся, а после нескольких допросов скажи, что он где-то здесь долго возился, и пока­жешь это место. Они возьмут золо­то и успокоятся». Потом он показал маме яму, где был зарыт сундук. В нём были три мусульманские духов­ные книги. Он сказал, что это очень сильные книги, они – для моего вну­ка, то есть для меня. В сундуке был ещё один небольшой сундучок. Он сказал, что здесь основное золото, и оно вам понадобится на чёрный день.

И действительно, скоро его за­брали. Тогда мне ещё не было со­рока дней. Три его сына искали отца очень долго, но не смогли найти. По­думали, что его не довезли до тюрь­мы и где-то там по дороге прикончи­ли, так как он был очень стар.

Мама рассказывала ещё дру­гую историю. Дедушка был очень опрятный, аккуратный человек, как и вообще все духовные лица.

Как моя мама не просила, он никогда не давал ей постирать своё внутреннее бельё. Очень стеснялся её. Говорил, что он ею очень доволен, но приедет дочь из Евпатории и сама по­стирает бельё.

Я хочу сказать, что мой дед был интеллигентом пре­жде всего в быту.

В нашем доме у него была отдельная комната, и одна стена этой комнаты полностью была заполнена книгами. Вы представляете, это тридцатые годы! У человека, который не имел классического образова­ния (у него было только ду­ховное образование), столько книг!

Мама меня пускала в эту комнату только по праздни­кам и только после того, как я совершу омовение.

В 1944 году нас депорти­ровали в Узбекистан. Нас было трое – мама, трёхлетняя сестра и я. Тогда мне было семь лет. Было очень тяжело, очень, надо было выживать! От этого голода можно было плакать, реветь и умирать. И люди выживали в основном на рынке или же нанимались на работу, а рабо­ты было мало. И вот мои первые шаги к выживанию нашей семьи, мой первый «бизнес». Как зарабо­тать на жизнь догадалась мама, а я осуществил. Она обратила внимание на то, что на рынок узбеки из сёл привозили в мешках огурцы на про­дажу. Так как огурцов было много, они часто не успевали до конца дня продавать их, какая-то часть оста­валась. Остаток они не увозили с собой, оставляли, так как у них в огородах было ещё много огурцов. Мы собирали эти огурцы и на сле­дующее утро, обрызгивая их водой, чтобы свежее были, чуть дешевле продавали.

Вторым шагом к выживанию уже была моя инициатива. Я видел, как женщины в вёдрах приносили яйца на рынок продавать. Тогда не было машин, они эти вёдра таскали в ру­ках, и им, естественно, было тяжело

Я утром рано первым выбегал на дорогу и предлагал им продать мне по сносной цене эти яйца. Они соглашались, потому что, во-пер­вых, таскать вёдра тяжело, во-вто­рых, они будут стоять на рынке и продавать целый день, а это трудно, да ещё и трата времени. Я платил за два ведра, приносил на рынок и продавал, та­ким образом зарабатывал на хлеб. Мой бизнес понравился ребя­там, они «прилип­ли» ко мне, мол: «Возьми нас в свой бизнес». Я тогда договорился с ними, что буду им приносить на рынок яйца, прода­вать будут они, а деньги – пополам. Они получали пятьдесят процентов, а я – двести.

Летом я нанимался на работу к людям, занимающихся выращивани­ем шелкопряда. Кстати, это второй продукт в Узбекистане после хлопка. Это очень трудоёмкая работа: надо было рубить ветки шел­ковицы, собрать листья и доставить к месту назна­чения. Но за эту работу, во-первых, меня кормили три раза в день, во-вто­рых, давали одну лепёшку на дом, что вполне устраи­вало меня.

В начале пятидеся­тых, когда мне было 13-14 лет, началось интенсивное строительство, была ну­жда в кирпичах, и я зани­мался формованием сыр­ца. Каждое лето, включая каникулы после первого курса, я три месяца фор­мовал кирпичи. Это была тоже тяжёлая работа, вот почему я низкорослый та­кой. Зато зарабатывал не­плохо и мог купить дрова на зиму, всегда покупал подарок для сестрёнки, которую очень любил. Даже купил себе часы, что в то время не каждый мог себе позволить.

Можно сказать, что у меня не было свободного времени, я всё вре­мя работал, что воспитывало во мне целеустремлённость, уверенность в себе.

Я окончил школу с золотой ме­далью и без экзаменов поступил в университет. Так как я вырос в де­ревне и имел уже опыт работы на хлопковых полях, то в университете был одним из ведущих хлопкоро­бов. Поэтому неплохо зарабатывал на сборе хлопка и получал премии, даже занял второе место среди хлопкоробов-профессионалов. ­Видимо, мои успехи заметили ру­ководители и преподаватели вуза и начали меня потихоньку выдвигать по комсомольской линии.

Я всегда был очень общительным человеком. У нас в школе была своя волейбольная команда, первенство области выигрывали, у меня был первый разряд. Поэтому, наверное, когда меня избрали комсомольским секретарём курса, видимо, справ­лялся. На втором курсе я уже был секретарем комсомольской организа­ции факультета. А это 1100 комсо­мольцев, и мне уже зарплату плати­ли. Не ждал, что мне мама пришлёт, я сам себя содержал. А уже на чет­вертом курсе меня избрали секрета­рем комсомольской организации уни­верситета. Численность организации составляла 18 тысяч комсомольцев. Я был освобожденным секретарём, у меня было два заместителя.

Размышляя о сегодняшней моло­дежи, сейчас я понимаю, что комсо­мол давал очень многое. Это потом комсомол начал портиться, там тоже появились карьеристы, за деньгами охотились. А мы «пахали» от души. Я привозил в казахстанскую степь около двух тысяч студентов. Мы убирали пшеницу, хлопок.

Я так и остался в университете и начал заниматься наукой. Хотели сделать первым секретарем горкома комсомола, но я категорически ска­зал, что пока диссертацию не защи­щу, ничего другого делать не буду.

Я защитил диссертацию и начал работать в парткоме, сначала вто­рым секретарем, потом стал первым. Тогда мне было от 29 до 36 лет. Это была мощнейшая школа.

Ценность этого времени заклю­чается в том, что определяется круг друзей, с которыми ты потом прохо­дишь всю жизнь. Нас пятеро друзей, мы всегда были вместе и сейчас дру­жим. К сожалению, сегодня двоих уже нет в живых, но мы продолжа­ем дружить семьями, в гости ездим друг к другу.

Характер не вырабатывается просто так. Естественно, чтение – это богатейший мир, театр, культур­ные мероприятия, всё это обогащает человека. Но если ты не проходишь через труд, через повседневный труд, то это получается «одежда» – форма, а не то, что ты впитал в себя. Через труд появляется харак­тер, твоё «я», умение ценить людей, умение общаться с людьми, то, что потом становится залогом успеха.

В. В. – Один политолог ска­зал о вас так: «За последние двадцать лет Февзи Якубо­вич Якубов сделал для своего народа намного больше, чем практически все политики вместе взятые». Как вы это прокомментируете?

Ф. Я. – Спасибо этому полито­логу. Философия этого вопроса сле­дующая: было зло, была страшная депортация. Все время сидеть на зле и думать о происшедшем – это вызы­вает озлобленность народа. К боль­шому сожалению, некоторые наши крымскотатарские политики при­зывали народ не к тому, чтобы что- то создать, они призывали осу­ждать, прокли­нать, возражать против существу­ющей власти. Я с этим никогда не соглашался, у меня всегда были с ними расхож­дения. Я видел наше спасение в том, что мы можем создать своё будущее лишь за счет высокого уровня обра­зования, за счет своего интеллекта. У нас никогда не хватит сил и мате­риальных средств, горловых связок, чтобы всем этим арсеналом задавить. Мы – малочисленный народ, и быть высокообразованным – единственное наше спасение.

Я часто пишу хвалебные статьи о евреях и никогда не стесняюсь этого. Я говорю о том, что евреи сегодня до­стойны того, чтобы весь мир учился у них, брал бы пример, как надо вы­жить, как надо стать на ноги. Более двух тысяч лет издеваются над ними, но они своим интеллектом восстано­вили язык, государственность вос­становили. Самый главный вывод из всех мучений, который сделал еврей­ский народ, это то, что они всего себя должны отдать образованию. И этот древний народ добился признания и всегда находится на передовой линии.

Кстати, наибольшее количество среди моих друзей были евреи и ар­мяне. Я пропускал через себя, как они воспитывают детей.

Сегодня в мире кризис, и глав­ную его причину люди видят то в ИГИЛ, то в коррупции, то в бан­дитизме и тому подобном, а я счи­таю, что главная причина этих про­цессов в том, что мы как общество потеряли и продолжаем интенсивно терять нравственные устои. Сегод­няшняя крымскотатарская семья уже не несёт в себе того огромного уважения к бабушке, дедушке, ро­дителям, вообще к старшим. Это постепенно уходит. В погоне за ма­териальными благами мы потеряли главное и будем терять и впредь, если не сохраним нравственные устои.

Есть понятие священности. Я столько впитал от отца моего дру­га-армянина Алика Асатурова – Се­мёна Александровича! Это был че­ловек высочайшей культуры. Он, армянин, в своё время был мэром Ташкента. Это же надо быть каким достойным человеком, чтобы тебя, неузбека, избрали мэром! Он потом сам добровольно оставил этот пост, сказал, что уже подготовил узбека. Так как он по специальности был архитектором, сказал: «Дайте мне возможность, я построю ВДНХ». И он построил красивейший павильон ВДНХ в Ташкенте.

Вот мы с Аликом – друзья, ру­гаемся, конфликтуем, ссоримся. Ну, научные работники, каждый отста­ивает свою точку зрения, сначала тихо, потом – на высоких тонах. И вот один из высочайших уроков, который нам преподнёс Семён Алек­сандрович во время очередного на­шего спора с Аликом. Он сказал: «Замолчите, послушайте! Вот неда­леко от нас кладбище имени Боткина. Идите туда, прогуляйтесь, потом придёте». И вот мы там гуляли, смо­трели на людей, окунулись в веч­ность, возвращались обратно…

Я понял, что только высокое об­разование может спасти человече­ство.

Я видел гениальных людей, об­щался с ними. Я работал в Узбекиста­не с первым секретарём компартии Рашидовым. Он был уникальным человеком высочайшей культуры. Приезжал к нам в университет раз в год обязательно. Без охраны, не то, что сейчас. Приезжал, выходил на трибуну, и его первый вопрос был таким: «Сколько человек из вашего университета избраны в большую академию наук? Нисколько. А вот в Армении количество населения в пять раз меньше, чем в Узбекистане, а академиков там в пять раз больше. Вы посмотрите на себя критически».

В настоящее время создалась огромная армия крикунов-поли­тиков. Вот включаешь телевизор: одна группа кричит, другая группа кричит, третья группа кричит, все кричат и друг друга не слушают.

В моем пони­мании самое большое достижение, самое главное богатство, вы­сокий сгусток, синтез человеческих мыслей, которого достигло че­ловечество, это свя­щенные книги: Коран, Тора, Библия. Там нет ни одного призыва к убийству ближнего. Наоборот, есть при­зыв помочь ближнему. Нет ни одного призыва ограбить ближнего или чрезмерно бо­гатеть.

Мы бросились в экономику. Если мой сосед сделал свадьбу на 400 че­ловек, то я должен сделать на 401 человека. Мы друг другу чрезмер­но бравируем не тем, чем должны бравировать. Это не то, что должно быть.

Я не знаю, удастся ли это нам или нет, но я думаю, что в обществе может появятся какие-то суперпо­литики или суперумные люди, ко­торые смогут из­менить общество в понимании, что первым должен быть культ добра, культ нравственно­сти, а не культ бо­гатства. Это, навер­ное, то, что может изменить и успоко­ить общество.

К сожалению, общество больно не экономическим, а нравственным кри­зисом. На восста­новление утерян­ных нравственных норм потребуются века, да еще вопрос: сможем ли даже за века восстановить?

Ведущий стер­жень нравственно­сти начинается с сознания того, что для тебя и для меня мама и папа – свя­щенны. Они не могут быть неправыми. Пока они не священны, не может быть священной родина, не могут быть священными друзья. Вот это мы должны возро­ждать!

В. В. – Вы нашли путь воз­рождения через образование. Образовательный ценз крым­скотатарского народа намно­го возрос благодаря именно вам, и это большое достиже­ние. Вы заложили камень по­литэтнокультурного центра. Чему это будет служить? Каким вы видите будущее этого центра?

Ф. Я. – Самое главное богатство человека – это его внутренний мир. Он должен формироваться вместе с сознанием. Вас или меня сегодня перегнать на другую политику или веру невозможно. Уже поздно.

Здесь мы, крымчане, будем идти друг к другу на уровне формиро­вания сознания. Вот здесь армян­ские, крымскотатарские, болгар­ские дети, другие должны вместе общаться, они здесь должны слу­шать вместе одни и те же сказки. Сегодня – греческие, завтра – ев­рейские и т.д. Отсюда начинается тяга друг к другу. Один день здесь должен быть днём, к примеру, ар­мян, другой день – немцев. Пусть это будет так: в этот день армяне хвастаются тем, что у них есть, вот здесь выставляют и говорят: вот мы, армяне, сегодня таковы. А мы говорим: «Приходите люди, посмо­трите на армян». На другой день пусть здесь будет группа хороших поэтов. Пусть это будут казахские поэты или другие. Они будут не­делю здесь читать стихи, общаться с людьми. Мы это должны делать не кампанейским способом, а это должно быть планово, спокойно, именно на стадии формирования, и во всём этом главный тон должна задавать сама молодежь. Не пиво, разбавленное водкой, а мысль, раз­бавленная словом, должна здесь ко­мандовать парадом. Духовность – вот что главное.

Религия и образование – это как два крыла самолета, они должны всё время лететь вместе. Как толь­ко одно крыло поломалось, то это уже катастрофа.

Я долго работал в партии, по­лучал зарплату, кормил семью, как говорится. Говоря много доброго о партии, я имею ввиду КПСС, не могу не отметить несколько грубей­ших ошибок, которые она сделала. Первое – это то, что она решила вместо религии поставить себя. Они сказали: «Нет религии, мы рели­гия». Это была одна из самых круп­ных ошибок.

Что бы мы ни говорили, возьмите любые книги любого народа, они не отличаются друг от друга, они отли­чаются только манерой изложения.

Хочешь или не хочешь, нор­мальный армянин говорит на рус­ском с чистым армянским акцентом. То же самое здесь: Коран написан с мусульманским акцентом, Библия написана с православным акцентом, Тора – с еврейским акцентом. А по идее – это одно и то же. И мы должны были сказать: «Люди до­брые, давайте остановимся!» Я по­нимаю, что ИГИЛ, этот конфликт – в конечном счёте это незнание религии… Религиозными людьми начинают командовать толстосумы. Глубоко верующий, хорошо зна­ющий мусульманскую религию и её философию человек никогда в ИГИЛ не вступит.

Наш центр, сказали, Бог даст, за два года будет построен. В Крыму должны быть «все флаги в гости к нам». Не будет такого, что парадом будут командовать татары или пред­ставители какой-либо другой на­циональности. Повторяю, не будет этого! Мы структуру этого центра продумаем так, чтобы всем и всегда здесь было интересно.

В. В. – Я желаю вам успе­хов в этом деле. Надеюсь, что все будет так, как вы за­думали.

Вы всегда служили приме­ром настоящего интернаци­онализма в самом хорошем смысле этого слова, но и не забывали о чаяниях своего народа. Скажите, пожалуй­ста, что нужно ещё сделать, чтобы гармонизировать меж­национальные отношения в Крыму?

Ф. Я. – Если я как крымский татарин не буду любить свой на­род истинно глубоко, если вы как армянин не будете любить свой на­род, наша дружба будет показная. Поэтому я считаю, что сегодня са­мое главное – каждому народу, живущему в Крыму, надо дать воз­можность хотя бы в какой-то мере возвращаться к своим истокам, со­хранить и показывать их.

Вот приведу пример. Я родился в Черноморском районе. В нашем селе было около 40 татарских домов и около 7 или 10 – сла­вянских. И вот смо­трите, какая была мудрость человече­ская: у мусульман на праздниках принято детям ходить к ста­рикам, целовать им руки, выражая свое почтение, а старики им дают сладости. И все русские дети вместе с татарскими детьми также ходили и целовали руки этих стариков. А когда был христианский праздник, мама меня купала и говорила, что славяне приходили и целовали нам руки, иди с ними и делай всё, что они делают, только об одном тебя прошу: не крестись.

По большому счету на сегодняш­ний день национальных конфликтов в Крыму нет. Есть национальный конфликт в головах у политиков.

Вот у вас, наверняка, есть дру­зья среди крымских татар, так и у меня есть друзья среди армян – про­фессор Олег Габриелян, мой люби­мый шахматист гроссмейстер Юра Айрапетян. У меня есть шахматы, которые мне подарил гроссмейстер из Армении Рафаел Ваганян.

Напоследок расскажу еще один случай из моей жизни. Я очень хо­рошо знаю грузинскую культуру. Теймураз Николаевич Лоладзе был моим учителем. Академик, про­фессор, известный ученый, он был ректором грузинского политехниче­ского института. Он воспитал много хороших специалистов по всему Со­ветскому Союзу. Однажды в Тбили­си, у себя дома, он провёл какое-то совещание ректоров технических ву­зов Советского Союза. Он устроил приём, пригласил не всех ректоров, пригласил меня тоже, чем я очень горжусь. И вот приходят ректора, он всех встречает приветливо. А по­том с некоторым опозданием, почти перед самым началом торжества, появляется мужчина ниже средне­го роста, одет тоже ниже среднего, чувствуется, что грузин. Когда он зашёл, все встали со своих мест. Никого не приветствовали стоя, а перед ним встали. Я спрашиваю у своего друга: «Кто это такой?» Он говорит, что это тренер наших гру­зинских шахматисток. Вот как вы­соко ценили в то время интеллект.

В. В. – Февзи Якубович, огромное Вам спасибо. Я по­лучил большое удовольствие от этой беседы. Думаю, что наши читатели также найдут очень много поучи­тельного, важного и в Ваших рассуждениях, и в истории Вашей жизни.

(Журнал «Наш Крым», №1, 2017 г.)